Старая барыня - Страница 10

Яков Иванов вздохнул.

- Доброму и хорошему наставлял и научал его ваш барин. Дай ему бог царство небесное, век его поминаем, - проговорил он.

- Да научил же, на вот вам! Из-под носу было опять украли Ольгу Николавну, - подхватила Грачиха.

- Разбойники еще и не такие дела делают, и людей режут, - возразил Яков Иванов.

- Что такое разбойники? - спросил я.

Старик с грустною улыбкою покачал головой.

- И рассказывать, сударь, - начал он, - так вы, может быть, не поверите, судя по нынешнему, что делалось в прежние времена. Нельзя и старину за все похвалить: безурядицы много было: разбойник тогда по губернии стал ходить по имени Иван Фаддеич, и разбойник сильнеющий; может быть, более трехсот человек шайка его была, словно в неприятельских землях разъезды делал и грабил по Волге и другим судоходным рекам. На больших дорогах тоже: почесть что проезду не стало, и не то чтоб одиночников из простого народа обирал, а ладил, нельзя ли экипаж шестериком, восьмериком, даже самые почты остановить, или к помещикам, которые побогатее, наедет с шайкой в усадьбу и сейчас денег требует, если господин не дает или запирается, просто делали муки адские: зажгут веники и горячими этими прутьями парят. По всем деревням, где бы ни захотел, прием ему был, как в своей вотчине. Начальство тоже, бог его знает, подкуплено ли было, али боялось, только года три воинская команда не могла его изловить и арест ему сделать. Страх был на всех великий, и таким делом сидят господа наши - генеральша с Ольгою Николавною и своими внучатами - вечером, в своей малой гостиной, горят перед ними две восковые свечи, а прочие комнаты почесть что не освещены, окромя нашей официантской и девичьих комнат. Вдруг слышим свист, гагайканье в поле. Что такое? И первоначально думали, что пьяные мужики с базару едут. Однако глядим, в окнах зарево, выбежали на крыльцо: овины наши горят. Все мы, лакеи, бросились, конечно, туда, усадебный народ тоже бежит. Господа, слышавши шум, изволят спрашивать: "Что такое? Что случилось?" На эти их слова ружейный выстрел, раз, два, рамы в ихней самой гостиной затрещали, зазвенели, вламываются в окна двое мужчин, в поддевках, с бородой и с усами. Старушка наша, по своему геройству, встают. "Кто вы такие?" - говорит. Один из этих мужчин отвечает ей: "Я Иван Фаддеич, и вы, госпожа генеральша, пожалуйте вашу внуку, которую вы у мужа отняли". Ну, и старушка, поослабнувши, конечно, опустились в кресло и только вскрикнула: "Люди, где вы?" А Ольга Николавна, прижавшись тем временем с детьми за бабенькины плечи, видят, что у одного из мужчин борода и усы спали, - глядь, это Федор Гаврилыч. Как вскрикнула: "Ах!", да так и пала замертво. Невзирая на это, Федор Гаврилыч хватают их на свои руки, а другой мужчина, - вернулись было две горничные девицы и лакей, - как резнет их всех наотмашь кулаком, так те головами назад в двери и улетели, и после оба опять в окошко, и след простыл. Я уж и сам не знаю, как очутился в комнатах, слышу только, что Ольгу Николавну украли. Генеральша без памяти, дети плачут, и только уж на другой день, когда старушка изволили прийти несколько в себя, получаю я от них такое приказание, чтоб ехать сейчас в уездный город, на квартиру Федора Гаврилыча, и если Ольга Николавна там, то вручить ей письмо, в противном же случае подать в подлежащий земский суд законное объявление обо всем случившемся. Я приезжаю, выходит ко мне Федор Гаврилыч. "Поздно, говорит, Яков Иваныч, опоздали вы с вашей барыней, Оленька моя лежит на столе, а вместе с ней и я лягу". - "Ну, говорю, Федор Гаврилыч, вы себе сами все это предуготовили - сами и отвечайте за то богу".

- Отчего же она так вдруг уж и умерла? - перебил я старика.

- В тягости они изволили быть, ну, и с этаких страхов и ужасов выкинули... и не перенесли уж потом того...

- Неужели же он в самом деле с разбойником с Иваном Фаддеичем приезжал? - спросил я.

Грачиха на это всплеснула руками.

- Нету, батюшка, нету; что он, старая лиса, говорит! - воскликнула она. - Ну, просто тебе сказать, наш барин шутку хотел сшутить. Он сам этим разбойником Иваном Фаддеичем и наряжен был; кто знал, что экой грех будет. Чем бы старухе со страху окостенеть, а тут на-ка, молодая барыня лишилась от того жизни. Барин наш тогда, после похорон, приехал и словно с ума спятил: три недели пил мертвую, из пистолета себя все хотел застрелить. Трое лакеев так и ходили по следам его, чтоб чего не сделал над собой, только и утешение было, что на могилу к Ольге Николавне ездить. Приедет туда да головой себя об памятник и начнет колотить. А что уж на Федора Гаврилыча приходит, так это извини, не он будет отвечать богу, а вы, вы, вы... вот вам что - да! Вместо того чтобы вам с вашей старой барыней делать поминовение за упокой праведной души Ольги Николавны, вы по начальству пошли и стали доказывать, аки бы Федор Гаврилыч с настоящим разбойником Иваном Фаддеичем приезжал, деньги все обрал и внучку украл. Барин наш пытал заявлять всем начальникам, что это не разбойник какой, а он приезжал: "Ну, когда я виноват, говорит, так и спрашивай с меня!.." - так и веры, паря, никто не хотел иметь. Что уж тут говорить: сам Иван Фаддеич, разбойник бы, кажись, так и тот, перед кобылой стоявши, говорил: "Православные, говорит, христиане, может быть, мне живому из-под кнута не встать, в семидесяти душах человеческих убитых я покаянье сделал, а что, говорит, у генеральши в Богородском не бывал и барина Федора Гаврилыча не знаю".

- Этого, сударыня, мы не знаем и знать того не могли, - возразил Яков Иванов, - не мы его судили, а закон.

- Сами вы, любезный, законы-то хорошо знали да подводили... На-ка, какой закон нашел! Присудили хоть бы Федора Гаврилыча ни за что ни про что, за одно только смиренство его, присудили на поселенье, - экие, паря, законы нашли.